КРЕПКО ЖМУ ВАШУ РУКУ
СПЕКТАКЛЬ О ЧЕХОВЕ И КНИППЕР НЬЮ-ОРЛЕАНСКОГО ТЕАТРА
14 февраля 2011
Скотт Джефферсон — Антон Чехов и Кэти Рэнделс — Ольга Книппер в спектакле “Крепко жму вашу руку” по пьесе Кэрол Рокамора в Российском культурном центре в Вашингтоне. 14 февраля 2011 г. Фото Владимира Сергеева.
“Я не знаю, что сказать тебе, кроме одного, что я уже говорил тебе 10000 раз и буду говорить, вероятно, еще долго, т.е. что я тебя люблю — и больше ничего. Если мы теперь не вместе, то виноваты в этом не я и не ты, а бес, вложивший в меня бацилл, а в тебя любовь к искусству”.
“Сейчас пришла домой, нашла твою открытку и поцеловала ее… А как без тебя пусто. Нет красивого мужа с мягкими глазами… Дорогой Антончик, как мне тебя не хватает! Я с тобой спокойнее и лучше. Я люблю чувствовать твою любовь, видеть твои чудные глаза, твое мягкое доброе лицо…”
Русской литературе не везло на жен великих писателей. Ни Наталья Николаевна Пушкина, ни Софья Андреевна Толстая, ни Ольга Леонардовна Книппер-Чехова не были, согласно устоявшимся представлениям, достойными подругами классиков. Теперь уже трудно понять, почему так несправедлива была к ним литературная молва, обвинения по отношению к этим трем женщинам выдвигались разные… Единственное, в чем сходились те, кто их осуждал, — эти женщины делали писателей несчастными и усугубляли их одиночество! При этом известно, что, к примеру, Александр Сергеевич обожал жену и именно ей первой давал читать свои произведения, прислушиваясь к ее мнению. Лев Николаевич в своем дневнике после женитьбы писал: “Неимоверное счастье… Не может быть, чтобы все это кончилось только жизнью”. Софья Андреевна родила ему 13 детей и в течение многих лет оставалась верной помощницей во всех его делах: неоднократно переписывала и правила его произведения, была ему переводчиком, секретарем, издателем. Сегодня мало кто знает, что она и сама писала повести, детские рассказы, мемуарные очерки. Но многие помнят, что у нее был скверный характер, и она довела своего мужа до того, что он в возрасте 82 лет бежал из дома и умер от воспаления легких на станции Астапово.
Ольгу Леонардовну Книппер-Чехову, ведущую актрису Московского Художественного театра, обвиняли в том, что она, не очень красивая и не очень умная актрисуля, с немецкой прагматичностью сумела влюбить в себя больного писателя, женить на себе, а затем бросить одинокого в Ялте умирать. На самом же деле, если почитать переписку между Антоном Чеховым и Ольгой Книппер, становится понятно, что эти люди любили друг друга, и оба страдали от разлуки. И совсем не “чудная” Лика Мизинова, и не писательница Лидия Авилова, и не жительница Ялты мадам Бонье вызывали настоящее глубокое чувство у Чехова. Последние шесть лет жизни он был целиком посвящен своей “единственной женщине”, которая стала прообразом героинь его пьес: Маши из “Трех сестер” и Аркадиной из “Вишневого сада”.
То, что они с женой жили врозь, был его сознательный выбор, именно такая супружеская жизнь на расстоянии устраивала писателя. В одном из писем А.С. Суворину, издателю газеты “Новое время”, Чехов писал: “…дайте мне такую жену, которая как луна являлась бы на моем небе не каждый день”. А вот что он писал уже своей жене, отношения с которой вполне соответствовали его представлениям о браке: “Ты, родная, все пишешь, что совесть тебя мучает, что ты живешь не со мной в Ялте, а в Москве. Ну как же быть, голубчик? Ты рассуди как следует: если бы ты жила со мной в Ялте всю зиму, то жизнь твоя была бы испорчена, и я чувствовал бы угрызения совести, что едва ли было бы лучше. Я ведь знал, что женюсь на актрисе, т.е., когда женился, ясно сознавал, что зимами ты будешь жить в Москве. Ни на одну миллионную я не считаю себя обиженным или обойденным, — напротив, мне кажется, что все идет хорошо или так, как нужно, и потому, дусик, не смущай меня своими угрызениями…”.
В письмах жене он шутливо подписывался “твой иеромонах”, “черномордик”, “академик Тото”, “старец Антоний”, а сам нежно называл ее “дусик”, “славная девочка”, “Книпшиц”, “бабуся”, “лошадка”, “замухрыша”, “венгерец”, “голубчик…”…
“Гольюбчик…” — как нежно звучит с американским акцентом это русское обращение… В большом зале Российского культурного центра, который расположен в одном из старинных особняков Вашингтона, прошел спектакль по пьесе Кэролл Рокамора, в основу которой легли письма Чехова и Книппер “Крепко жму Вашу руку” (так Антон Павлович подписывал свои письма). Сцены в зале нет, и для такой камерной пьесы в этом есть свое особое обаяние. Чтобы наблюдать за развитием отношений двух влюбленных друг в друга и в театр людей, не нужна сценическая отдаленность или сцена. На самом деле, то, что актеры так пространственно близки, дает возможность всем — и заполнившим до отказа зал зрителям, и двум американским актерам — дышать одним дыханием. В какие-то моменты становилось даже несколько стыдно наблюдать за их жизнью — такой искренней, такой обнаженной и такой временами трагичной — словно подглядываешь за дорогими и близкими тебе людьми. Примиряет с вторжением в чужую жизнь только одно: судьба была благосклонна к ним, они встретились. А за чужим счастьем позволительно и подглядывать.
Спектакль “Крепко жму Вашу руку” поставлен как один из проектов некоммерческой организации Moscow Nights (“Московские ночи”) в Нью-Орлеане, и приехал театр в американскую столицу по приглашению Российского культурного центра. Moscow Nights — единственное в штате Луизиана общество по сохранению русской культуры. Его основатель и руководитель Наташа О. Рэймер — выпускница ГИТИСа и ученица Марьи Осиповны Кнебель. До эмиграции она работала режиссером в Литве, сначала в Шауляйском драматическом театре, какое-то время даже была в нем главным режиссером, а затем в молодежном театре в Вильнюсе. Потом уехала в Москву в театр на Таганке, где два года проходила стажировку у Юрия Петровича Любимова. Эмигрировав в Соединенные Штаты, Наташа в 1984 году приехала в Нью-Орлеан. И здесь, в знаменитом Французском квартале, в первый раз и прошел фестиваль русского искусства. Успех был ошеломительным — нью-орлеанцы с удовольствием знакомились с русской поэзией, песнями, танцами. С тех пор фестиваль стал обязательной частью городской жизни. А 2010 год, год 150-летия со дня рождения Чехова, Moscow Nights отметил постановкой спектакля по письмам Чехова и Книппер. В этом же году организации исполнилось десять лет.
“Пожалуй, самое сложное, в работе с американскими актерами, говорит Наташа Рэймер, это то, что мы, то есть, русская театральная школа, любим, как говорится, “копать глубоко” — нас больше всего интересует психологический анализ мотивации поступков героев. Это-то и определяет постановочные приемы. А американские актеры, среди них есть по настоящему замечательные, интересные, глубокие, тем не менее, они все идут от внешнего рисунка. И тут у нас происходят своего рода разногласия. Но мои актеры знают, что я — представитель русской школы, которая очень популярна в Америке, и они с интересом прислушиваются ко мне”.
Наташа Рэймер говорит также, что при постановке пьесы-переписки ею руководило не только желание восстановить справедливость и показать, что Чехов и Книппер любили друг друга и оба были в этом браке счастливы, хоть и страдали от разлуки. Ей еще показалось интересным проследить историю зарождения и становления знаменитого московского Художественного театра, о чем сегодня помимо специалистов мало кто знает. Чехов очень любил этот театр, который подарил его пьесе “Чайка” (после провала в Санкт-Петербурге, где не спасла даже игра великой Комиссаржевской) успешную сценическую жизнь. А затем с таким же триумфом здесь были поставлены “Дядя Ваня”, “Три сестры”, “Вишневый сад”, в которых а главных ролях играла Ольга Леонардовна. И, наверное, не нужно говорить о том, что для Книппер-Чеховой представлял МХТ — театр, из-за которого она жила в разлуке с любимым мужем: “Я очень легкомысленно поступила по отношению к тебе, к такому человеку, как ты. Раз я на сцене, я должна была оставаться одинокой и не мучить никого…”. В ответ на эти жалобы через пять дней она получает письмо: “Не говори глупостей, ты нисколько не виновата, что не живешь со мной зимой. Напротив, мы с тобой очень порядочные супруги, если не мешаем друг другу заниматься делом. Ведь ты любишь театр? Если бы не любила, тогда бы другое дело”.
Владимир Галактионович Короленко после первой встречи с Чеховым так описал будущего автора “Чайки”: “Передо мной стоял молодой и еще более моложавый на вид человек, несколько выше среднего роста, с продолговатым, правильным и чистым лицом, не утратившим еще характерных юношеских очертаний… В лице Чехова, несмотря на его несомненную интеллигентность, была какая-то складка, напоминающая простодушного деревенского парня… Глаза Чехова, голубые, лучистые и глубокие, светились мыслью и какой-то почти детской непосредственностью. Простота всех движений, приемов и речи была господствующей чертой во всей его фигуре, как и в его писаниях”.
Не знаю, читал ли эти строки актер Скотт Джефферсон, исполняющий в нью-орлеанском спектакле “Крепко жму Вашу руку” роль Чехова, но он поразительно похож на того молодого человека, которого описал Короленко. Только чуть повзрослевшего. Но это и понятно, ведь Ольгу Книппер Чехов встретил, когда ему было уже 38 лет. Та же простота движений, и лучистые голубые глаза, и простодушие деревенского парня, и интеллигентность — все это поразительным образом присутствует в американском актере, исполняющем роль русского писателя.
“Мы, американцы, — говорит Скотт, — обожаем Чехова. Конечно, он очень русский, но вы удивитесь, как много у нас общего. Особенно с американцами, живущими в небольших городах, таких, как Нью-Орлеан, где около 350 тысяч человек. Такая же атмосфера и в моем родном городе Сент-Пол в штате Миннесота. В маленьких городах, в отличие от мегаполисов, таких как Нью-Йорк, Чикаго или Москва, очень развита жизнь общиной, сильны связи между людьми. Здесь десятилетиями ничего не меняется, время, кажется, стоит на месте, просто поколения сменяют поколения. Как в пьесах Чехова. Еще один интересный момент я определил для себя в его произведениях. Обычно в пьесах диалог — это то, что происходит на наших глазах, то, о чем написана пьеса, то есть — все на поверхности. У Чехова же диалог — это мысли людей, произнесенные вслух, словно все разговаривают о том, что думают. Поэтому в его пьесах так много слоев, столько приходится разгадывать. Но играть его очень легко, потому что текст прост и логичен…”.
Для исполнительницы роли Книппер-Чеховой, нью-орлеанской актрисы Кэти Рэнделс, очень интересной в пьесе оказалась тема выбора женщины, которая пытается для себя определить, что важнее — семья или карьера. “Судя по письмам, — говорит Кэти, — это мучило ее. Мне, американке, живущей в двадцать первом веке, эта проблема понятна и близка. Мы сейчас все говорим, что хотим и можем иметь и дом, и семью, и карьеру. В реальности, это очень трудно, поэтому живем под постоянным стрессом. Мне, не только как актрисе, но и как основательнице своего авангардного театра в Нью-Орлеане, легко понять, какую боль каждый раз при расставании чувствовала Ольга. Как ей было трудно жить далеко от него, сколько сил уходило на создание нового театра. При этом каждый день надо было репетировать, по вечерам играть спектакли, потом почти до утра — встречи, застолья, вечеринки. И завтра все сначала… Мы очень с ней близки в этом. Еще один момент, который мне не только понятен, но и очень близок, потому что я переживаю то же самое. То, что у нее был выкидыш, и потом — невозможность иметь детей. У меня, слава Богу, есть ребенок, но я бы хотела еще, а не могу. Это моя личная трагедия, но еще большую трагедию пережила Ольга, потеряв ребенка”.
Для Кэти Рэнделс нет никакого сомнения в том, что ее героиня любила мужа. Возможно, говорит она, поначалу, Книппер была слишком молода (когда она встретила Чехова, ей было тридцать, он был старше ее на восемь лет — Э.Т.), чтобы понять, насколько серьезно болен Антон Павлович. До нее дошло это позже. Она, судя по письмам, скучала по нему, хотела проводить с ним больше времени, но встречаться, помимо театра, мешала еще и семья Чехова, его мать и сестра Маша. И она, чтобы не обострять ситуацию для больного мужа, который тяжело переживал ссоры родных, вынуждена была какие-то поездки к нему откладывать.
Какие бы тогда ни стояли перед Чеховым и Книппер препятствия для постоянной жизни вместе, читая их переписку (а за почти 6 лет они написали друг другу более 800 писем и телеграмм), ясно одно: они по-настоящему любили друг друга. И в спектакле мотив страсти и любви между этими двумя неординарными людьми настолько захватывает, что ни на секунду не возникает сомнения в обратном. Более того, зрителю, чем глубже он погружается в их жизнь, тем более становится понятно, что это была счастливая любовь, несмотря на тяжелую болезнь, одиночество и разлуку. И это безусловная удача режиссера и актеров. Трудно себе представить, чтобы кто-нибудь, кто посмотрел нью-орлеанский спектакль, усомнился бы в этом, потому что главным защитником Ольги Леонардовны был сам Чехов. Он любил ее и был с ней счастлив: “Радость моя, спасибо тебе за то, что ты такая хорошая!”
А трудности любви — ну что ж, это жизнь, которую даже такому как он гениальному писателю не удалось объяснить: “Ты спрашиваешь: что такое жизнь? Это все равно, что спросить: что такое морковка? Морковка есть морковка, и больше ничего неизвестно”.
Releated Production
